Личность его долгое время находилась под прессом официаль­ного общественного остракизма, ибо именно Диомида Алексеевича в октябре 1917 года «свергли» с местного «престола» большевики, установив в Саратове собственное царствование на долгие 74 года. И посему вписан был Топуридзе в анналы местной истории как ретроград и реакционер, не усмотревший светлых перспектив в установлении здесь советской власти и всячески пытавшийся это­му сопротивляться. Сейчас настало время без эмоций и патетических восклицаний разобраться, кто был кто в нашем городе в тот памятный револю­ционный год.

Официальных сведений о Д. А. Топуридзе не сохранилось - думается, по господствовавшей длительное время установке на­прочь вычеркивать из истории сведения о врагах советской власти. И мы в своей краткой информации о втором губернском комиссаре пользуемся разрозненными сведениями, встреченными в самых разных источниках.

Родился Диомид Алексеевич около 1882 года. Родом он из Гру­зии, но в Саратове пребывал уже в 1903 году, числясь в местной организации РСДРП как лидер меньшевистской группы, впрочем, тогда еще мирно уживавшейся с большевистской. В дальнейшем от своих меньшевистских убеждений Топуридзе никогда не отступал, противодействуя по мере сил любому проявлению партийного эк­стремизма. Известно, что по профессии Диомид Алексеевич был журналистом, и какое-то время (в 1907 году) значился в Саратове как владелец типографии. Работал в саратовских газетах, сам из­давал газеты «Приволжский край» и «Приволжская газета». Его коронным приемом был «эзопов язык», которым он умело пользо­вался, комментируя происходящие политические события и, как считается, тем способствуя распространению «революционной правды» среди саратовских рабочих.

Топуридзе пользовался здесь большим авторитетом в за­водской и фабричной среде как старый социал-демократ и против­ник самодержавия. Сразу после возвращения в Саратов он был привлечен к работе и в общественный исполнительный комитет и в Совет рабочих и солдатских депутатов. Пост губернского ко­миссара был доверен ему, думается, как разумной компромиссной фигуре, которая вроде бы ратовала за революцию, но в то же вре­мя была против оголтелой и огульной революционной одержимо­сти большевистских лидеров.

Что же происходило в Саратове в этот короткий 5-месячный период, в течение которого формально у руля местной власти пре­бывал Топуридзе?

Это было время, когда в целом ситуация была еще управляе­мой и похожей на нормальную. Работали предприятия, базары, ма­газины, выходили газеты, заполнялись театры и кинематографы, в обычном русле находилась сфера образования и здравоохране­ния, цены были на все высокие, но продуктов было достаточно.  

В театр Очкина на гастроли прибыли российские знаменитости из МХАТа — М. Ф. Андреева и В. В. Мамонтова.

Московский цирк извещает, что с 31 мая открывает свои пред­ставления в новом временном цирке на Митрофаньевской пло­щади.

В консерватории открывается кино«Великий немой».

Министр просвещения прислал распоряжение учредить при Са­ратовском университете математический, филологический и юри­дический факультеты.

На дачах Ханова(Трофимовский разъезд) организовывается концерт с участием Кати Мухтаровой.

Состоялись парусные гонки на Волге.

На Высшие сельскохозяйственные курсы приглашен и прибыл профессор Н. И. Вавилов.

Открыта первая музыкальная школа в Саратове— на Прови­антской 24.

Публика приглашается на бега на саратовский ипподром.

Организуется оперная и концертная студия.

Организуется союз художников.

Публикуется список преподавательского состава новых фа­культетов Саратовского университета.
Но вместе с тем приметы нового времени постоянно напомина­ют о изменившейся в Саратове ситуации непривычными и тревож­ными сообщениями: Владелицы закрытых домов терпимости ходатайствуют об их возобновлении, т. к. сами они разорились, а девицы остались без работы и средств. Ходатайство отклонено.
В магазине Бендера упаковывается и отправляется в неизвест­ном направлении товар.Гостиница «Россия» занимается под областное учреждение по распределению топлива.Открылся губернский съезд крестьянских депутатов. Для увечных воинов постановлено отвести «Славянские номе­ра» на Малой Казачьей улице, старый городской ломбард на Не­мецкой и номера Тюрина на Александровской.В Саратов переводится ряд институтов из Петрограда и Юрьева.Вылущены «керенки» — достоинством в 20 и 40 рублей (очень большие номиналы).
В новой духовной семинарии размещается канцелярия штаба главного артиллерийского управления. 

Нет возможности перечислить все подобного рода сообщения, печатаемые в саратовских «Листке» и «Вестнике». Но то, что они печатались, то, что газеты продолжали выходить — уже одно это говорит о некоем подобии нормальной жизни, ибо скоро, после за­хвата власти, новые хозяева запретят оппозиционную печать и установят режим, памятный многим нам по всевозможным иным запретам и ограничениям на демократические свободы.

События в пору октябрьского переворота развивались в Сара­тове следующим образом.

С лета 1917 года упомянутое противостояние общественного исполнительного комитета вкупе с городской Думой и Саратовско­го Совета рабочих и солдатских депутатов усилилось. В августе большевики получили большинство в Совете и могли навязывать ему свои решения, касающиеся позиции Совета применительно к текущим событиям. Вскоре Советом было объявлено о полном раз­рыве с предыдущим периодом революции и выставлении полити­ческого лозунга «Вся власть Советам!» — в пику Городской думе и ее сторонникам, требовавшим сосредоточения власти только у Временного правительства.

Эсеры тотчас отозвали из Совета своих представителей, и по­следний стал практически большевистским. Его беспрерывные за­седания при участии самых активных лидеров Антонова, Василь­ева и Лебедева проходили в губернаторском доме. Лидеры оппози­ционной структуры Топуридзе, Чертков, Майзель, Минин разме­щались в здании Городской думы.

Вечером 25 октября из Петрограда были получены важные све­дения, обсудить которые сразу же собрались представители проти­воборствующих сил — большевиков и «думцев». Председательст­вующий Чертков сообщил, что в Петрограде началось большеви­стское восстание против Временного правительства. «Дабы не ввергнуть страну, и в частности Саратов, в бездну гражданской войны», Чертков предложил «проявить благоразумие» и «удержать провинцию от выступления, осудив авантюру петроградских боль­шевиков». В ответ Васильев в резкой форме выступает против. Ан­тонов и Лебедев поддерживают товарища по партии: «Мы никогда предателями не были и не будем!»

Не придя ни к какому совместному решению, лидеры фракций на следующий день назначили заседание Совета в консерватории. Оно началось уже поздно — в ночь с 26 на 27 октября — и на нем присутствовали около 2000 человек — членов Совета и представи­телей рабочих и солдат саратовского гарнизона. Большинство из них были сторонниками большевиков. Под их рукоплескания и одобрительные выкрики Антонов объявил о захвате Зимнего двор­ца, аресте Временного правительства и передаче всей полноты го­сударственной власти в руки Съезда Советов. Мужественная по­пытка призыва присутствующих меньшевиков Черткова и Майзе-ля отмежеваться от петроградской большевистской акции потонула в криках возмущения и осуждения: «Предатели! Смерти им!» Под улюлюкания зала меньшевики покинули заседание Совета, предоставив последнему возможность беспрепятственно сформиро­вать свой боевой штаб (командир П. Щербаков) и исполнительное бюро (Антонов, Бабушкин, Васильев, Венгеров, Зенкович, Лебе­дев, Савельев, Баранов). Тут же отдается распоряжение о запре­щении газетам и типографиям печатать антисоветские статьи. Эра советской власти в Саратове началась...

Потом была осада здания Городской думы, где забаррикадиро­вались саратовские сторонники Временного правительства во гла­ве со смещенным уже губернским комиссаром Д. А. Топуридзе.

Последняя его акция в нашем городе — это подписанное «Воз­звание к гражданам Саратова», выпущенное 27 октября 1917 года. Призыв сплотиться вокруг Думы — «для защиты порядка и спо­койствия» действия не возымел, и через два дня Дума, после пере­говоров с Советом и небольшой спонтанно возникшей перестрел­ки, пала перед лицом превосходящих сил сторонников Советской власти.Топуридзе сумел тайно покинуть здание Думы, и когда оно бы­ло захвачено, среди арестованных Диомида Алексеевича не оказа­лось. М. И. Васильев-Южин впоследствии злорадствовал в своих воспоминаниях: «Кажется, первым, кто пытался спасти свою шку­ру, был Топуридзе — губернский комиссар». 
По некоторым сведениям, он вскоре объявился на своей роди­не—в Грузии, где какое-то время работал в меньшевистском пра­вительстве. После большевизации Кавказа Топуридзе эмигриро­вал за границу, и дальнейшая судьба его неизвестна. Потомки его ныне живут в США. 

Это все, что нам известно о человеке, формально олицетворяв­шем местную губернскую власть, и о сопутствующих обстоятель­ствах в течение короткого периода на крутом изломе российской истории. Нелегка ноша лидера губернии вообще, и крайне тяжела она была в те 5 месяцев с мая по октябрь 1917 года. Тяжесть эта усугублена последующим длительным неприятием личности Топу­ридзе, имя которого усилиями официальной местной советской идеологии стало откровенно негативным и чуть ли не зловещим символом. Диомид Алексеевич, конечно же, этого не заслуживает, хотя и для развернутой объективной его характеристики необходи­мых фактических данных нет. 
А потому можно только посочувствовать Диомиду Алексееви­чу, принявшему немалые испытания здесь, в Саратове, что стали и в его судьбе, и в местной истории однозначно памятной вехой.

                                                                                                                   Из книги: В.Н. Семёнов «Начальные люди Саратова». Саратов.1998.